В последний день лета 1919 года, года «великого и страшного», ошеломленные жители Киева могли наблюдать картину, подобной которой не было в великом городе со времени освободительной войны Богдана Хмельницкого за воссоединение с Россией.

Сверху по Александровской улице к Царской площади неслась с оглушающим криком конная лава. Среди всадников особенно выделялись своими красными лампасами на синих шароварах донские казаки. На ярком солнце у некоторых кавалеристов в гусарской и уланской форме сверкали на плечах золотые погоны, а в руках одного из них развевался на древке бело-сине-красный флаг.

На Царской площади и Крещатике почувствовавшие уже себя хозяевами в городе гайдамаки со шлыками цветов Запорожского корпуса на папахах, с ужасом увидев скачущую к ним саму воплощенную смерть, бросились бежать.

Несколько киевских мемуаристов оставили описание произошедшего, но, пожалуй, наиболее ярко переломный исторический день запечатлел в непосредственных и тем особенно ценных наблюдениях Константин Паустовский в «Начале неведомого века»: «Когда мы пили на кухне морковный чай, на Фундуклеевской улице раздались знакомые крики "слава!". Мы вышли на балкон. По улице шли не деникинцы, а петлюровцы, с желто-голубыми знаменами. Шли уверенно и спокойно, рисуясь своим австрийским обмундированием.

И те же, недавно еще намозолившие нам глаза "щирые украинцы" в вышитых рубахах кричали им "слава!" и снова бросали в воздух свои смушковые, траченные молью шапки.

Город недоумевал. Вместо деникинцев вошли петлюровцы…

Два казачьих полка вдруг обрушились лавой с крутых Печерских гор на ничего не подозревавших петлюровцев.

Казачьи полки неслись карьером с опущенными пиками, гикая, стреляя в воздух и сверкая обнаженными шашками. Никакие нервы не могли выдержать этой дикой и внезапной атаки.

Петлюровцы бежали без единого выстрела, бросив пушки и оружие. И те же "щирые" старики, что утром умильно возглашали "слава!", сейчас кричали с балконов и тротуаров, потрясая от бешенства кулаками, "ганьба", что означает "позор". Но петлюровцы не обращали на эти крики внимания и бежали, озираясь и что-то торопливо рассовывая на бегу по карманам».

Описание автором великой «Повести о жизни» произошедшего на киевских улицах 31 августа 1919 года было, однако, лишь финальным аккордом истории водружения над Матерью городов русских русского знамени.

К началу лета 1919 года красные полностью разбили армию Директории, остатки которой были отброшены далеко на Запад. Но от полного уничтожения петлюровцев неожиданно спасло начавшееся наступление ВСЮР на Москву. В подписанной Главнокомандующим генералом Деникиным «Московской директиве» ставилась задача и овладения Киевом: «Генералу Май-Маевскому наступать на Москву в направлении Курск, Орел, Тула. Для обеспечения с запада выдвинуться на линию Днепра и Десны, заняв Киев и прочие переправы на участке Екатеринослав – Брянск».

Непосредственно для наступления на Киев выделялась группа войск (всего около 6000 тысяч штыков и сабель) под командованием начальника 7-й пехотной дивизии генерал-лейтенанта Николая Эмильевича Бредова.

Начавшееся наступление Добровольческой армии на Киевском направлении не дало возможности красным добить Петлюру. Лучшие части были сняты с петлюровского фронта и переброшены на деникинский. И чем больше развивалось наступление белых, тем в больших количествах войска перебрасывались.

Но показательно, что петлюровское воинство находилось в таком состоянии, что, и получив многократное превосходство в силах, не одержало значимых успехов, решаясь в основном лишь осторожно нападать на красные арьергарды. Даже смерть легендарного комдива Николая Щорса в бою с 7-й бригадой 2-го корпуса УГА – заслуга не меткого галичанского пулеметчика, а «соколов Троцкого», устранивших выстрелом сзади в голову излишне самостоятельного полководца.

Единственное, что смогли ошметки петлюровской армии и галичан, это продвигаться вперед по оставляемой красными территории. При этом движение разных частей во многом носило хаотичный характер. Несмотря на формально единое командование, часть из них подчинялась Главному штабу войск УНР, а сохранившие еще остатки боепособности галичанские части входили в состав УГА.

В результате без серьезных боев, в основном просто идя на значительном отдалении за уходящими на восток частями Красной армии, петлюровцы вышли к Киеву.

К Киеву подошла смешанная группа войск из петлюровских и галичанских частей (всего около 18 тысяч штыков и сабель) и присоединившихся к ней отрядов известных бандитских атаманов – Зеленого, Струка, Мордалевича (всего около 5 тысяч) под общим командованием генерала-четаря УГА Антона Кравса. Заметим, что бывший подполковник австрийской армии и немец по происхождению практически не владел украинским языком и общался со своим штабом (тоже полностью состоявшим из бывших австрийских офицеров) на немецком.

Утром 30 августа, чтобы не оказаться в окружении, красные части начали покидать Киев и вслед за ними, стреляя в спины уходящему противнику, вступали со стороны правобережных предместий петлюровцы. При входе в город, на Демиевке, они сразу отметились расправой над безоружными добровольцами-евреями из отряда милиции, сформированного городским головой Евгением Рябцевым для защиты мирного населения в условиях безвластья. Известный киевский адвокат и автор одних из наиболее ценных воспоминаний о Киеве времен Гражданской войны Алексей Гольденвейзер так написал про «подвиг» галичан: «На одной из окраин они захватили небольшой отряд гражданской милиции, наспех организованной в эти дни Городской думой, и безжалостно расстреляли 34 еврейских юношей, бывших среди милиционеров».

Одновременно с левого берега через Николаевский цепной мост в город вошли передовые части Добровольческой армии. И показательно, как тот же автор «Из киевских воспоминаний» пишет о реакции подавляющего большинства киевлян, независимо от национальности и вероисповедания, для которых русские солдаты были родными: «Настроение в городе было приподнятое. Все население высыпало на улицы, мелькали белые платья и праздничные наряды. Сами добровольцы в своих английских хаки имели щегольской и молодцеватый вид. Толпы народа ходили по городу с национальными флагами… Чувствовалось всеобщее единение».

Вскоре петлюровцы дошли до здания Городской думы, на балконе которой казаки Бредова вывесили трехцветный флаг, под которым очень быстро собралось множество радостных киевлян. Действуя в своем привычном стиле, гайдамаки сорвали полотнище, бросили на землю и начали демонстративно его топтать. Когда в толпе раздались возмущенные крики, то петлюровцы открыли по ней огонь и немало мирных жителей получило ранения. Вскоре на площадь подошел небольшой отряд добровольцев, и между противостоящими сторонами началась перестрелка.

Таким образом, в городе установилось хрупкое двоевластие, которое должно было, так или иначе, неминуемо разрешиться. Вечером по инициативе Кравса прошла его встреча с Бредовым в помещении Пятой гимназии на Печерске. Генерал УГА попытался достичь со своим деникинским визави договоренности о проведении в Киеве демаркационной линии и дальнейших совместных действиях против большевиков. Несмотря на почти четырехкратное превосходство в силах, бывший австрийский офицер прекрасно понимал, кто будет победителем в непосредственном боестолкновении и выступал в качестве просителя.

Стоит объяснить, почему Бредов, чьи войска шли под лозунгом восстановления Единой и Неделимой России, вообще согласился на проведение переговоров. В его представлении, как и всего командования ВСЮР, УГА была иностранной армией, пусть и находившаяся во временном союзе с УНР. И в целом они были правы: УНР и ЗУНР (вооруженными силами которой являлась УГА) оставались, несмотря на провозглашение «Злуки», фактически разными государственными образованиями. Поэтому командующий группой войск ВСЮР на Правобережной Украине и начал переговоры с Кравсом не как с врагом-самостийником, а как с командующим контингентом иностранной армии.

Показательно, что недолгие переговоры велись на родном для обоих генералов немецком языке: Бредов (полностью его фамилия была фон Бредов), как и Кравс, был по происхождению немцем.

В ответ на все предложения Кравса Бредов заявил, что речь может идти только о разрешении беспрепятственного выхода его войск из Киева и помощи в дальнейшей эвакуации на Запад по железной дороге. Белый генерал, сам родившийся в Киеве, сразу озвучил принципиальную позицию: «Киев – мать городов русских – никогда не был украинским и не будет!»

Бредов категорически отверг и предложение Кравса вступить в переговоры с выехавшим в Киев личным представителем «головного отамана» генерал-поручником Михаилом Омельяновичем-Павленко. Как твердо заявил генерал, Омельяновича-Павленко (бывшего русского офицера и сына генерала Российской императорской армии) в случае появления в расположении войск Добровольческой армии немедленно расстреляют, как изменника, а Петлюра «просто бандит» и говорить с ним не о чем.

Итогом переговоров стало подписание соглашения с гарантиями эвакуации войск Кравса по линии железной дороги. Генерал-четарь был вполне доволен результатом: ЗУНР, в отличие от Директории, Киев был совершенно не нужен. Но его приказ об отходе готовы были исполнить только галичане. А части Директории отказались подчиняться Кравсу и, наоборот, начали закрепляться на захваченных участках города.

Нарушение петлюровцами соглашения и подвигло Бредова 31 августа отдать приказ атаковать их кавалерийской лавой (в атаке принимали участие и казаки, и регулярная кавалерия), так поразившей воображение киевлян.

А 1 сентября по всему городу был расклеен и напечатан в еще малоформатных, всего двухстраничных газетах приказ генерала Бредова о том, что освобожденный доблестными войсками ВСЮР «отныне и навсегда Киев возвращается в состав единой и неделимой России».

Дмитрий Тесленко,

cпециально для alternatio.org