Альтернатива

Был в Венгрии на небольшой конференции. Точнее, даже вел её. Скучно не было – тема интересная. «Можно ли быть независимыми в эпоху глобализации?» Это было аккурат в день, когда Сорос публично признался, что проиграл Венгрии в попытке втиснуть её в «открытое общество», то есть глобализировать. Сильно получилось. Страшный и великий «финансовый Гудвин» впервые спасовал перед маленькой, ранее абсолютно послушной и внешне управляемой страной. Притом, что он до сих пор успешно рулит такими немаленькими и внешне более ершистыми государственными образованиями, как, например, Украина

Утверждают, что раз в несколько тысячелетий географические полюса мира меняются местами. В политике это происходит куда быстрее! Наблюдая вблизи послепраздничную Европу, я убедился в этом окончательно. Полное дежавю наших конца восьмидесятых – начала девяностых, только в гламуре блестящих витрин, полновесных прилавков, раздельных мусорных контейнеров...

Как бы Николай Данилевский, будь он с нами, спрогнозировал исход предстоящей встречи «нормандской четверки»? Чем Меркель, Макрон или, тем более, Зеленский могут быть интересны лидеру России?

Кажется О’Генри спросили: «А какой бизнес самый выгодный в Америке?» Он ответил: «Конечно, производство свинины!» Потом подумал и добавил: «Правда, есть еще политика». Глубокий и всеобъемлющий ответ! Именно на рубеже 19–20 веков экономический мир начал фундаментально разделяться на реальный сектор – производство и продажа очевидных, конкретных, ощутимых (в прямом смысле) товаров и услуг. Ну, помните, конечно: Деньги—Товар—Деньги. И сектор ирреальный: имитация и продажа неочевидных, мутно-смутных сущностей – политический лоббизм, инсайдерская информация, финансовые схемы... Короче, продажа «воздуха»: Деньги—«Воздух»—Деньги 

Несколько лет назад я оказался в коллективном лекционном туре по ведущим польским университетам. Нам на троих сняли многокомнатный номер с общей светлой гостиной. Небольшому академику, мне и великому писателю. (Не буду называть его имя, чтобы не обвинили в рекламе.) Вечером мы с академиком накрыли в гостиной поляну. Ну там нарезка, домашние соленья, отечественная водка из дьюти-фри, уже сильно охлажденная в гостиничном холодильнике. Долго ждали третьего. Писатель не явился 

Вспомнился вдруг старый рождественский рассказ из «Литературки». Хотя тогда Рождество почти и не отмечали. Тем не менее. Муж и жена работают в столице на каком-то заводе. Вместе каждый вечер, сильно уставшие, возвращаются домой – до станции, кажется, «Текстильщики». И вот однажды под праздник муж в тряском вагоне признается жене. У него, оказывается, есть давняя мечта. Проехать бы на одну станцию дальше. Выйти вместе. А потом вместе гулять по незнакомой части города. Может быть, там уютные кафе вместо привычных пивных «рыгаловок», красивые старинные здания, а не обшарпанные «хрущевки», липовые аллеи в ухоженных парках... 

Мы плыли на речном трамвайчике-ресторанчике с девушкой Русланой. Было темно и холодно. Но слева грело душу красиво подсвеченная громада Королевской крепости, а справа утопал в прожекторах Венгерский парламент. Черная вода Дуная между морем оранжевого галогенного огня. Пили токайское, но по ногам все равно сильно дуло.

Здесь слово «зрадник!» – «предатель!» – стало по функции скорее междометием (как матерные выражения), чем иными фигурами речи. В любом произвольно взятом спиче любого украинского политика оно прозвучит минимум с десяток раз. Да что там политика! Даже в бытовом сленге простых обывателей «зрадник!» на первом месте с громадным отрывом. Почему так получается? У меня есть минимум три версии и готов ими поделиться с искушенным читателем 

Я любовался этой тайной парой. Неординарностью их отношений. Силой взаимного притяжения. А ведь, казалось, их разделяло всё! Социальный статус: она – спелая политическая львица, глава ключевого парламентского комитета; он – скромный её зам, начинающий незрелый и неопытный политик. Финансовое положение: она, уже забывшая, когда «подняла» свой первый «ярд» («арбуз» – миллиард) зелени; он – робко складирующий свою первую сотню «лимонов». Политическая принадлежность: она – пассионарный лидер демократов и реформаторов; он – дисциплинированный рядовой член партии консерваторов и ретроградов... 

Если вдуматься, вся история человеческой цивилизации – это попытка не всё отдавать своей природе. Я уже напоминал, что человек устроен слишком просто. Природа лаконично заложила в него всего три базовых инстинкта (воления): питаться, размножаться, доминировать. Но хитрый и неуёмный человек всё пытается усложниться, облагородиться, надприродно очеловечиться. Привлекает для этого дела культуру, религию, высокие чувства и отношения. Иногда он даже вроде и побеждает, а потом, вдруг природа опять берет своё. Может потому, что у неё есть мощный союзник – революция.

Нет, это не то, о чем вы подумали. Совсем наоборот. Был советский фильм с таким названием. Трогательная и нежная история, как в глухом таежном поселке во время войны утонченная учительница французского пытается подтянуть предмет нерадивому школьнику. А оказывается, что у него просто память не работает из-за хронического недоедания...

У меня есть аспирантка Аня. Миниатюрная, ответственная, красивая. Говорит на четырех языках без акцента. Пишет диссертацию о пересечении идей и близости взглядов Антонио Грамши и Серго Орджоникидзе. Для непосвященных коротко замечу, что эти исторические фигуры и мистически схожи, и радикально различны. Почти ровесники, умерли в один год с люфтом в пару месяцев, родились в похожих маленьких провинциальных городках, главное образование получили в тюрьмах, создавали партии с одинаковым названием, даже внешне были схожи – волосы дыбом, неистовый взгляд... Но один был рафинированным интеллектуалом, философом, писателем, идеологом. Другой – холеричным практиком, бесстрашным боевиком, неутомимым управленцем

При прощании с Николаем Караченцовым были сказаны искренние, пронзительные, трогательные слова. Но, наверное, близость и боль момента еще не предполагали разговора о главном. Вообще, главное редко всплывает из глубин бытия и сознания. Когда-то меня впечатлила в этом плане история мудрейшего Торнтона Уайлдера. Он рассказал в своем романе историю одной духовной миссии на Востоке

Страны делятся на три типа: мертвые, коматозные и живые. Причем мертвые порою выглядят как живые, а иногда и «живее живых». Такие бывают себе подвижные, разговорчивые. Просто не видны все ниточки, через которые шевелят их конечностями умелые кукловоды. А чужое лукавое чревовещание воспринимается как их якобы собственный голос 

Одна из моих первых научных работ была посвящена анализу философии Бхагвана Шри Раджниша. Потом расширил её до целой книжки. Так увлек меня этот пророк и мистик, авантюрист и проповедник, мистификатор и святой... Впрочем, это отдельная история. А сейчас напомню только главный его метод просветления сознания. Он называл его «дервишевским» (что, понятное дело, близко мне). А суть заключалась в пересказе короткой истории или анекдота, из которых ассоциативно делались глубокие обобщающие выводы

Лазарь Моисеевич Каганович был, пожалуй, первым, кто показал мне, как скрытый личный национальный ресурс превращается в могучий общественный карьерный фактор. Как цепкие иудейские древние гены омолаживают избранный организм.

Так вот, возвращаясь к теме элит. Во-первых, применительно к нашему духовному пространству я пока ударение ставлю на последней литере. Помните подзабытое словечко «лимита»? То есть люди без роду и племени, понаехавшие в непривычные для себя места, попавшие в чуждую социальную среду, затыкая собой демографическую брешь каких-то глобальных проектов

В самый разгар перестройки, когда глумилово уже стало синонимом креатива, в одном популярном журнале появилась статься о том, что вождь мирового пролетариата был не человеком, а... грибом. Автор явно хотел оригинально (как ему казалось) протроллить «дедушку Ленина». Уже и безопасное было это дело. А вместо ернического троллинга получилась вдруг мощная методология социального познания. Так бывает, хотя и редко 

В США несколько лет назад мне поведали, что Черное море должно стать внутренним американским. Отсюда такая сегодняшняя истерика высокопоставленных штатовских военных по поводу утраты возможностей в этом регионе…

Опять вспомнились «благословенные», по одной известной версии, девяностые. Точнее, самое их начало. Я тогда аккурат забрал наконец из бесконечного ремонта телевизор. Припал жадно к экрану, в который не заглядывал около года. Большой академический хор в смокингах, штиблетах, манишках стоял посреди дикого поля, где тревожно шевелилась под свежим ветром высокая трава. Пели профессионально, сильно, проникновенно: «Семь процентов людской расы пи..расы, пи..расы, пи..расы...». Переключил. Крупный негр с громадным «хозяйством» прямо в камеру демонстрировал, как правильно онанировать