Альтернатива

Воистину безмерна человеческая страсть сжигать. Особенно если перед этим того же человека сжигала страсть поклоняться тому же объекту. Тогда аутодафе становится актом самоочищения, актом священнодействия в проклятии прошлому и надежде на благословение будущего. Вот только в таком акте, как и в любом религиозном поклонении, новообращённый ввергает сам себя в суровое самоослепление...

Даже самые отъявленные материалисты, прожжённые циники и объективные наблюдатели не могут не замечать иногда некоторых параллелей между миром символов и миром реальным. В советской детской песенке это описывалось «как вы яхту назовёте, так она и поплывёт». Вряд ли удивительно, что государство, избравшее себе названием самоописание «стоять на краю», заканчивает тем, что оно обрушивается...

Это всеобщий концлагерь строится за исторически очень короткие сроки. А настоящий мир, с большим количеством равных игроков, создаётся долго и мучительно. И каждый в этом мире долго и мучительно учится быть суверенным. Но самый сложный путь — у первых, проходящих его. Они же и подвергают себя самым большим рискам. Но им же будет и самая большая благодарность от истории. Не от людей — они беспамятны и глупы, а от самой истории...

В страшные времена самое радостное и светлое — это возможность увидеть насквозь тех, кто надевает зелёные очки. Ведь зелёные очки, Элли, это не только возможность увидеть вокруг изумруды вместо стекляшек, но и шанс скрыть собственные глаза. И даже скрыть тот факт, что они закрыты — вообще или избирательно…

Всегда приятно беседовать с классиками. Уж они-то, в отличие от многих и многих, тебя всегда поймут. «Поймёт ли кто? Себя я понимаю». Уж они-то не запишут тебя в сумасшедшие, ведь они тоже были такими сумасшедшими…

Иногда потоки событий берут паузу, образуя в лагунах реального мира тихие заводи. И хотя в таких тихих омутах водятся те ещё черти, однако у нас возникает возможность заново осмыслить некоторые вещи. Или вернуться к недомысленному...

У многих, живущих в самой реальности или как минимум имеющих к ней отношение, раз за разом возникают вопросы: ну как же так? Ведь февралём 2022 года были разодраны лохмотья декораций опостылевшего Спектакля! Ведь без преувеличения историческим рывком из тени театра и театра теней Россия ― а вместе с ней и те люди, города, страны, что связывают свою жизнь и будущее с ней! ― нанесла опротивевшей Фальши такой удар, с какими она не встречалась уже треть века…

Один из самых парадоксальных, оригинальных и нетривиальных сюжетов в кровавой оперетке, в которую превратили за последнюю треть века бывшую УССР, цветущую, «прекрасну и сильну», как пелось в её гимне когда-то, это позиция левых сил во всем этом…

Как мы уже однажды цитировали, «до изобретения социальных сетей только твоя мама знала, что ты кретин». Социальные сети и мессенджеры подарили людям невероятной мощи совершенно непредставимое доселе средство много для чего. Для самовыражения, для изливания эмоций, для использования других людей, для использования чужих жилеток…

Раскаты и зарницы приближающейся большой Войны за европейское наследство, завершающей Вязкое Третьвековье, уже сейчас нужно понимать правильно. Потому что без правильного понимания не возникнет ни смысла войны, ни в конечном итоге формулировки и понимания победной цели…

Человеческие сообщества существуют по неизбежным, вероятно, закономерностям. Одной из них является необходимое существование тех самых обсмеянных и обхохоченных скреп. Да-да, и не надо кривиться…

Это не просто война — это Война за Наследство. И хотя историки предпочитают сужать этот тип конфликта и ограничивать событиями XVII–XVIII веков, возьмём на себя смелость вернуть этой случайной геополитической и геоисторической находке её истинную цену...

Сложно жить на первой странице нового параграфа учебника истории. Сложно потому, что, в отличие от предшествующих этапов, тягучих, как смола, непроницаемых, как каучук, омертвевших, как янтарь, в котором ты себя ощущаешь застывшей мухой, не терпится увидеть изменения. Сложно потому, что эти изменения слишком явно наступают, вызревают на глазах, проступают. Они будут. А ты даже не знаешь, успеешь ты их увидеть или нет...

Ирония истории зачастую бывает многослойной. Самая жестокая и бесчеловечная ирония ― а история лишена какой-либо морали и этики! ― это ирония над теми, кто не способен понять, что его осмеивают. И его счастье, если он оказывается лишь однажды под кислотным дождём исторической иронии. Но куда более жалко и ничтожно выглядят клоуны, вынесенные на мгновение на верх исторической волны и не понявшие ничего...

Частью восстановления любой суверенности является возвращение права сжигать мосты. Возвращение права говорить окончательно. Говорить не «модальностями» и «эвентуальностями», а «демилитаризацией», «интересами страны», «неприемлемостями» и «русофобиями»...

Многомиллионная масса людей, удерживаемая в тотальном абсолютном всепроникающем удушливом страхе считанными промилле от этой массы, ― разве это не удивительно? Нормализация в двадцать первом веке на территории бывшей Европы жаргона вроде «орки», «свинособаки», «мокши» и «лаптеногие» ― разве это не поразительно? Макабрический культ с серным запахом сатанизма, возведённый в биколорную истерию, ― разве это не фантасмагорично?

Мы привыкли видеть в детях и подростках источник радости и света, «цветы жизни» и «наше будущее». И это всё действительно так, но лишь до тех пор, пока эти дети и подростки находятся в своей нише в обществе, на своём месте, в своих палатах и со своими пенатами. Но как только они выбегают оттуда торжествующей стаей ― мир переживает очередной набег варваров. И бывшая УССР в этом смысле ― слишком хорошая иллюстрация, чтобы отвернуться от неё. Потому что без этого понимания все усилия по приведению её в чувство пропадут втуне...

Внимательный взгляд на нравственный катаклизм мы и попробуем бросить. Это менее интересно, чем кривляться и насмехаться; это менее увлекательно, чем издеваться и рисовать карикатуры; это менее приятно, чем злорадствовать и самоутверждаться. Но что поделать, проверка она всем проверка...

В течение целых тридцати лет злобные и безжалостные компрачикосы учили украденного ребёнка только смеяться. Они резали ему рот, расширяя улыбку до бесчеловечно-пугающей. Они выбивали из него личность. Они приучали его любить своих мучителей. Компрачикосы, которые овладели техникой манкуртизации, что может быть более угрожающим?.. И вот эти тридцать лет заканчиваются...

Добрый мещанин видит взрывы и разрушения ― значит война идёт. Добрый мещанин их не видит (или не желает видеть) ― значит никакой войны нету. Уговоры бесполезны. Апелляция к его совести ― тоже: его совесть совершенно чиста, ибо сам добрый мещанин никогда не стрелял по детям Донбасса...