Альтернатива

Президент Зеленский, или, как он сам себя именует, ― Зе, в предвосхищенной Гоголем реальности — просто нос. Кстати, Володя в одной из ранних и удачных своих эстрадных миниатюр с неподдельным удивлением называет себя «сукин Нос», явно не понимая, почему так обзывается. Вот она, сила внушения сквозь века!

Токайское начали пить с утра. Наливал и пояснял мой друг – известный гурман и ценитель Тамаш Копеци Боц. Я похвалил его выбор локации: «В замке вкус вина изысканнее, чем в подворотне!» Он слегка удивился: «А ты пил в подворотнях?» Мимолетом вспомнил какие-то темные подъезды, стремные подземные переходы, ночные вокзалы, холодное бутылочное горлышко. Ответил скупо: «Нет, но мне рассказывали». Прошлое нельзя изменить, но можно раскрашивать в разные тона

Условный Сорос уже обчистил свои страны еще в прошлом-позапрошлом веке. Сейчас ему госграницы мешают зачищать весь шарик или хотя бы значимую часть его. А на Украине какая-то шпана путается под ногами. Конфликт интересов получается. Будет Большая Стрелка.

Первоначально, «до исторического материализма», в слове «империя» не было никакой мистики. Просто констатация, что на какой-то территории осуществляется власть, управление, порядок. Это потом уже неугомонный и вездесущий Владимир Ильич загрузил этот термин негативной и алармистской коннотацией. Благо у него нашлись такие же неугомонные ученики типа нынешней украинской или прибалтийской власти...

Я уже как-то писал о своих встречах и спорах с Фрэнсисом Фукуямой. Тот сделал себе имя в начале девяностых, когда безапелляционно заявил о конце истории. А понимал историю как освоение ойкумены ― внешнего мира. И действительно, когда все освоено, то какая дальше история? Но он не знаком был с творчеством Михаила Гефтера, который задолго до него сказал, что история закончилась, но не завершилась...

Союз создали фронтовики Первой мировой ― Суховы и Верещагины. Те, у кого «малая родина» сливалась с родиной большой. Потом фронтовики Второй обживали это пространство, наполняя его не только призывами «партии и правительства», но собственными мечтами и планами, привычками и стилистикой. Это их была персональная ойкумена...

Пытаюсь в Италии обсудить свою пьесу (точнее, мюзикл об Антонио Грамши). Глухо. Все офисы закрыты, театры на замке. Тотальный отпуск. Шорты, топики, белые брюки. (Остап Ибрагимович, пламенный привет!) И вот вспомнил по аналогии, как когда-то писал заметку о том, чем отпуск простого постсоветского человека отличается от отпуска политика

Сорос, по сути, создал универсальный штамм коронасороса ― грантовый способ инфицирования все новых сторонников. Но тут вздыбилась громадная Россия…

Нет ничего слаще, чем маленький хорошо приготовленный кофе с великим собеседником. Кофе в Школе госуправления имени Кеннеди Гарвардского универа готовили не очень. И подавали в громадных бумажных стаканах. (Эх, погубят Америку голимые бумажные стаканы.) Но собеседник был реально велик. Сэмюэл Филлипс Хантингтон, лучший, по моему мнению, американский политолог, был еще и прекрасным слушателем. Он не перебивал, очень деликатно спорил, не давил своим возрастом и авторитетом. Мы встретились с ним незадолго до его светлого ухода из жизни – он ушел прямо в Рождество!

Мой учитель Александр Зиновьев шутя говорил, что русский стиль мышления ― это наш бардак, помещенный в конкретную голову. И видимо, упорядочить, систематизировать, подчинить решению задачи его можно только строгой дисциплиной и образцовым порядком. Самое смешное, что это американцы подтолкнули русских своими санкциями к подзабытой организованности и самодисциплине, без которых абсолютно невозможна никакая победа. Поэтому у американцев главный памятник ― свободе, а у нас ― победе...

В погоне за нестандартным опытом и нетривиальными ощущениями я некогда оказался депутатом парламента одной беспокойной страны. Но всё сразу пошло не так. Неистовая наша предводительница, не конвертировав с ходу законодательную власть в исполнительную, перевела всю фракцию на обсервацию. Мы не должны были заразиться компромиссами, соблазнами и искушениями брутального политического мира. Белоснежные свитера, незапятнанное единодушие, чистая совесть перед нашей воительницей, а главное, вера в ее государственный гений должны были сохраниться любой ценой...

Из английского люблю только юмор. Из их юмора обожаю старенькую карикатурку. Две чопорные леди в необъятном подвале. Видимо, одна из них демонстрирует свое хозяйство новой соседке. Вся конструкция подсобки состоит из бесчисленных полок. На них в строгом порядке бесконечные ряды стеклотары с консервированной вишней. Отвечая на недоуменный взгляд соседки, хозяйка поясняет: «В холодный зимний вечерок мой муж любит в стаканчик джина бросить вишенку...»

При прощании с Николаем Караченцовым были сказаны искренние, пронзительные, трогательные слова. Но, наверное, близость и боль момента еще не предполагали разговора о главном. Вообще, главное редко всплывает из глубин бытия и сознания. Когда-то меня впечатлила в этом плане история мудрейшего Торнтона Уайлдера. Он рассказал в своем романе историю одной духовной миссии на Востоке

Я любовался этой тайной парой. Неординарностью их отношений. Силой взаимного притяжения. А ведь, казалось, их разделяло всё! Социальный статус: она – спелая политическая львица, глава ключевого парламентского комитета; он – скромный её зам, начинающий незрелый и неопытный политик. Финансовое положение: она, уже забывшая, когда «подняла» свой первый «ярд» («арбуз» – миллиард) зелени; он – робко складирующий свою первую сотню «лимонов». Политическая принадлежность: она – пассионарный лидер демократов и реформаторов; он – дисциплинированный рядовой член партии консерваторов и ретроградов... 

Популярнейший политологический термин «коридоры власти» я понимаю по-своему. Точнее, по подсказке американского президента, а не по наводке английского писателя. Это совсем не то место, где сталкиваются политика и нравственность, выгода и совесть, черное и белое. Это как раз то место, где они никогда не сталкиваются. Просто у них разные коридоры. У различных духовных сущностей. У господ и слуг общества. Может, только Украина является исключением, где слуги полностью захватили коридоры господ. Интересный эксперимент...

Направляющие амеиканский локомотив рельсы начали на глазах расползаться в разные стороны. Раньше различия между «респами» и «демонами» были скорее символические или стилистические. Ну как, скажем, между брутальным Дон Жуаном и жеманным Казановой…

В голове новогодний сумбур. Вспомнилось. Идут на «днюху» два мента к третьему. Один говорит другому: «Блин, подарок купить забыли! Давай по ходу, что-то купим. Вот книгу можем». Другой отвечает: «Вроде книга у него уже есть».

Опять вспомнились «благословенные», по одной известной версии, девяностые. Точнее, самое их начало. Я тогда аккурат забрал наконец из бесконечного ремонта телевизор. Припал жадно к экрану, в который не заглядывал около года. Большой академический хор в смокингах, штиблетах, манишках стоял посреди дикого поля, где тревожно шевелилась под свежим ветром высокая трава. Пели профессионально, сильно, проникновенно: «Семь процентов людской расы пи..расы, пи..расы, пи..расы...». Переключил. Крупный негр с громадным «хозяйством» прямо в камеру демонстрировал, как правильно онанировать

Меня вот украинские друзья спрашивают, почему президент Зе отмену карантинных запретов начал именно с ломбардов. Я уверенно отвечаю: «Тому що послидовный». Ведь если заложена земля, то надо куда-то будет закладывать и столовые приборы ― все равно уже не пригодятся. Президент-шинкарь ― это карма, а не случайность...

Выборы президента похожи на прыжки в длину (не в ширину!). Оттолкнешься слишком рано — покажешь плохой результат. Оттолкнешься слишком поздно, с заступом, — не засчитают результат. Но вот как взмыть вовремя? Некоторые политики обращаются по этому поводу к экстрасенсам. Другие — к церковным наставникам. Третьи — к своим советникам. К кому обратится Дональд Трамп?